Филатов Виктор Павлович

В.П.Филатов о своей дальнейшей судьбе:

После выписки из госпиталя меня откомандировали на миноносец, где я уже безо всяких ЧП отслужил оставшиеся три года. Вернувшись на «гражданку», женился и приехал на Киевщину. С 1962 года живу в селе Макаровка. Многие годы работал водителем Дарницкой автоколонны, принимал участие в ликвидации аварии на ЧАЭС: весной 1988 года ездил на маршруте Чернобыль-Семиходы. Вместе с женой вырастили дочку Ирину, теперь не нарадуемся внучке Насте. Но пережитая трагедия «Новороссийска» не забывается. Хочу пожелать счастья и здоровья оставшимся в живым морякам с линкора и всем остальным.

В 2005 году дал интервью газете "Факты":

Все было спокойно. Накануне вечером мы вернулись с испытаний тяжелых орудий. За хорошую стрельбу многим ребятам, в том числе и мне, дали увольнительную с 22. 00 до 24. 00. У нас же у всех девчата были на берегу, поэтому ждали этого события с нетерпением. Если проштрафился, на «свиданку» не отпустят. Старпом у нас стро-о-гий был. Когда шел с проверкой по кораблю, говорили: «О, корабль накренился на левый борт! Значит, старпом там проверяет».

Вечером после стрельб мы сели на баркас — и пулей на берег. Зашли за девчатами, вместе отправились на танцы. Тогда на набережной музыка играла, смело можно было «Яблочко» плясать. Хлопцы все молодые, красивые, в широченных клешах, полностью закрывающих обувь. Кстати, клинья на брюки мы сами пристрачивали. Умели на машинке и обтрепавшиеся на ветру флаги подшить, и фланельки перелицевать.

Около полуночи на набережной послышался вой сирены — это баркас за нами подходил. Выпил-не выпил, бежишь, чтобы успеть. Кто перебрал, того нужно тащить. Потом командир интересуется: «В какую сторону головой забирали?» Если лежал к морю ногами, наказывали. Если головой, значит, стремился на корабль, и обходилось.

Перед вахтой я кое-что перекусил — камбуз же никогда не закрывается. Кроме того, на мостике всегда была таранка для офицеров. При «морской болезни» солененькое помогает. Другим матросам она, возможно, недоступна, но только не сигнальщикам. Вдруг в 1. 30 ночи корабль ка-а-к подкинет. По инерции я даже на задницу упал. При вспышке увидел, что леера (тонкие веревки), на которых сушились наши робы, оборвались. Сорвались и спасательные шлюпки с подвесок. Верхняя палуба покрылась поднятым со дна илом. Сквозь шум воды, стоны и крики о помощи донеслась команда дежурного офицера: «Включить сирену!» Но она не работала, электростанция ведь накрылась, свет потух. Тут же кинулись к колоколам громкого боя и начали выстукивать: боевая тревога. По этому сигналу все должны находиться на боевых постах. Я как сигнальщик остался на мостике, свободные от дежурства матросы бросились к своим местам в кубриках. Это и погубило их, когда корабль перевернулся оверкиль.

Минут через тридцать подошедший к «Новороссийску» аварийно-спасательный корабль начал откачивать воду. Видимо, руководство рассчитывало как можно дольше удерживать линкор на плаву, чтобы успеть эвакуировать личный состав катерами и баркасами  — дело-то происходило чуть ли не в центре Севастополя, где в бухте стояли десятки кораблей. В первую очередь забирали штабников, высший офицерский состав.

- А остальных?

- Команды покидать боевые посты не было. Да и внизу, у трапа, уже толпилось полно моряков. Куда же им на головы лезть? Команду «В воду!» дали только тогда, когда корабль начал сильно крениться и буквально тут же опрокинулся вверх килем. Я, как стоял на сигнальном мостике, так вместе с ним и оказался в воде. В робе, бушлате, брюках, ботинках… Отталкиваясь от борта корабля, до крови поранил руки о ракушки. Но боли не чувствовал. Сверху сыпались, как горох, стоявшие на палубе моряки. Мы тогда не знали, что линкор сутки будет держаться на плаву из-за образовавшихся в нем воздушных подушек, и, чтобы нас не потянуло на глубину, старались отплыть как можно дальше. Минут через двадцать спасатели зацепили меня багром за шиворот, втащили на баркас и отправили на крейсер «Кутузов». Там меня и других переодели в сухие робы…