Семиошко Николай Иванович

Награжден орденом Мужества.

 

- Чтобы не задремать, я не выпускал из рук телефонную трубку. И вдруг она вырвалась, корабль вздрогнул, вырубились светильники. Я решил, что линкор толкнул швартующийся к нему водолей, но сразу началось непонятное: заиграли боцманские дудки, объявили аварийную тревогу. Включив освещение от аккумуляторов, я разбудил матросов, они разбежались по постам, и я остался один. Попробовал послушать по телефону команды, но ничего не понял, а на мои вопросы не отвечали. Тут в кубрик заглянул мой годок и земляк Женя Хижняк, сказал, что где-то в носу взрыв, схватил бушлат и убежал. Заработала трансляция, и в динамике прогремело: «Боевая тревога!». По ней я должен быть у рулевой машинки. Выскочил наверх - линкор освещен прожекторами, на корме, по правому борту, стоят матросы. Заиграли сигнал «Захождение»; на корабль поднялся командующий флотом и приказал: «По местам стоять, за живучесть бороться».

Я вернулся в кубрик. Там горел свет, по трансляции слышались команды, приказы, крики, шум. Крен увеличивался, и с коек стали падать подушки и матрасы. Забегавшие ребята говорили, что есть убитые и раненые. Крен нарастал. Я ждал приказа покинуть помещение, потом высунулся из люка в 28-й кубрик. Там палуба скособочилась, полно народа, каждый за что-то держится, но один за другим срываются. Помню, моторист Костя Радзинский крикнул: «Сейчас опрокинемся! Прощайте, товарищи», - оторвался от перил и упал к левому борту.

Внезапно все перевернулось, воздушной струёй меня вытолкнуло в свой кубрик. Там еще горел свет, и я увидел в люке руки и голову матроса, втащил его... и тут стало темно, хлынула вода, давануло по ушам...

Внизу был вентиляционный трюмчик глубиной с метр, в него мы складывали чемоданы, лишние матрасы и прочие вещи - так вот, нас туда и затолкнуло. Вскоре все утихло. В кубрике над водой была воздушная подушка толщиной 60-70 см. Пришли в себя, разговорились; матрос спросил, где выход отсюда, я объяснил, что через 28-й кубрик, но это уже не для нас, надо ждать помощи.

Прислушались - где-то пели «Варяга» и стучали, удары слышались и глухие, и звонкие, и далекие, и близкие. Света не было, но залившая нас вода сильно фосфоресцировала. Познакомились. Моим товарищем по несчастью оказался Вася Хабибулин, артиллерист из 4-й башни. У него на всю грудь татуировка - изображен наш линкор. Поговорили, решили, что если выживем, не забудем друг друга. Нашли гаечный ключ, постучали. Очень хотелось спать, но понимали, что нельзя.

В корме, в румпельном отделении, стуки прекратились, но долго продолжались в районе правой машины. И вдруг заработала настройка трансляции, захрипело, зашипело, кто-то дунул в трубку, и раздалось отчетливое: «Всем, всем, всем! Кто меня слышит - ударьте в корпус». Казалось, загремел весь линкор.

Слышимость по трансляции была отличной, доносились разговоры у микрофона. Потом пошли команды: «Вызываю помещение... отвечайте двумя ударами». Начали с носа, и когда дошли до нас, мы стали выбивать номера шпангоутов (186-198), правый борт. Затем вызывали помещения, раз двадцать наш кубрик, потом шкиперскую кладовую. Мы отвечали тремя ударами, потом много раз «32», но нас не понимали, переспрашивали: «Вас 32 человека?» Отвечаем тремя ударами, слышим по трансляции: «Они не знают, где находятся», мы даем протестующую дробь. Тут к микрофону подошел командир нашей кормовой турбомоторной группы, спросил кого-то: «Может, в 32-м кубрике?» Мы даем: «2-2-2» (да-да-да). Чей-то голос приказывает: «Держаться до последнего, к вам идут водолазы», потом: «Водолазы под верхней палубой... Сколько человек?... Сколько воздуха?... Водолазы в 28-м кубрике... Водолазы около вашего люка». Каждый раз отвечаем двумя ударами. Спать уже не хочется.

И вот под люком забрезжил свет, показался водолаз со светильником, кислородными дыхательными приборами и бутылкой. Мы слышали, как он крикнул в шлемный телефон: «Дошел!» и попросил увеличить давление подаваемого воздуха. Я засунул два пальца под манжету его рукава, выпустил воздух - увеличил «подушку». А он дал нам глотнуть какао из бутылки и объяснил, как пользоваться дыхательным прибором. Я еще в учебном отряде освоил его, а Васе как артиллеристу это не положено, поэтому его выводили первым. Водолаз велел надеть робы, чтобы не поцарапаться, - они плавали рядом - Вася облачился в прибор, и оба ушли. Прошла вечность, прежде чем спасатель вернулся и сказал: «Живой!», взял меня подмышки и потянул вниз. Помню темноту и больше ничего, а потом то ли вечер, то ли утро: пасмурно, трап, мы по нему поднимаемся. Обнял водолаза и поцеловал в медный шлем. Меня раздели и затолкали в барокамеру. Я сильно промерз. Через шлюз передали что-то в стакане - пей! Спирт. И только тогда я уснул. Так и кончилась наша с Васей 52-часовая «вахта» в затонувшем линкоре».